Женский вокал – почти 100% гарантия того, что музыку с ним я прослушаю. У меня даже в ластфм-тегах один из основных – это "female vocalist". Не то, чтобы такова моя "принципиальная позиция", просто женщина с гитарой у микрофона каждый раз выглядит как что-то внезапное и свежее. Как будто вы пошли доставать из духовки яблочный пирог "шарлотка", чтобы пожрать, и тут на вас упал провозвестник апокалипсиса метеорит – примерно такую болезненную реакцию во мне вызывает женский вокал.
В детстве мне нравилось быть безнадежно влюбленным в P.J. Harvey. Ради ее пластинок я несколько раз пропускал дешевые пьянки с друзьями и сырой огород с родителями. Я закрывался в спальне, переносил туда потрескавшийся бумбокс и включал "To bring you my love". Ради последней невероятно красивой песни "Dancer" я прослушивал все эти дребезжания и злые хрипы, сидел, зажав локти между коленей, и смотрел сквозь окно, как глупые люди хлопают половики во дворе моего дома. Мне казалось, что чем хуже и противнее мне будет от окружающей меня действительности, тем быстрее Полли Джин почувствует мое обожание, тем скорее я погасну здесь, у проигрывателя, и засияю какой-нибудь дешевой лампочкой на ее гитаре. Тогда мне было 15 лет. Тогда мне казалось, что я могу не успеть прикоснуться к ней, как Полли например попадет под какую-нибудь, как принято говорить, раздачу.
Время прошло, и P.J. Harvey со своим альбомом "White Chalk" превратилась в куколку, из которой потом незаметно для всех появится бабочка, и упорхнет. Да и мое обожание оказалось предательским. Полли Джин для меня была открытием – до этого я не слышал ни Cortney Love, ни, не приведи господь, Patti Smith, а потом во всех этих женских обликах я утратил первозданность моей любви.
Много позже я узнал о существовании Siouxie, Debbie Harry, Nico и других. Каждая из которых стала своего рода бабушкой того или иного явления в музыке. Все это мне почему-то перестало казаться чем-то сокровенным.
Полли Джин мне виделась прощенной богом распутницей, на плечах которой держится вся пакость мира, и которая от этого невозможно страдает и вместо струн она играет по своим венам. Со зрелостью пришло понимание того, что, в общем-то, эту ношу тянет в той или иной степени каждая девушка с гитарой.
И если девушка встает к микрофону, она обязана страдать и обязана быть искренней. Все остальное – липа. У меня получается верить Элисон Моссхарт из The Kills и Карен О из Yeah Yeah Yeahs. Большего самопожертвования, чем у них, я не видел нигде.
О них говорят очень много слов, возлагают целые кули надежд, называют надеждой панка, надеждой гранжа, надеждой рока. А мне кажется, эти девочки просто запутались в жизни. Непонятно, кстати, кто это решил, что в жизни должно быть все масляно и гладко. Например, поэт Осип Мандельштам на возглас своей жены "Боже, как мы несчастны!" когда-то ответил: "А кто тебе сказал, что мы должны быть счастливы?". И эти девушки на разные лады для меня звучат эхом его слов. Растрепанные волосы и исковерканный болью их вокал не оставляет надежды, но дарит ощущение чистоты.
Такую же чистоту, я уверен, оставит лентой в небе улетающая Полли Джин. Последний ее альбом и она – закутанная в белый атлас – все похоже на приготовление перед апокалипсисом, который, скорее всего, никто из нас не заметит.
The Cure возвращаются, Крис Мартин приглашает Лиама Г. в гости, а The Horrors немного меняют состав.
Умер Лиам Пейн, бывший участник One Direction.
Лиам дразнит новой музыкой, The Maccabees возвращаются, а Джулиана Касабланкаса тошнит от «Last Nite».
На этой неделе: The Cure – номер один, Elbow вдохновляются Black Sabbath, а Джулиан Касабланкас игнорирует голосование.
Фейковая вражда Лиззо и Ланы дель Рей, Робби едет в тур, а Леди Гага снимается в «Уэнсдей».
На этой неделе: умер бывший барабанщик My Chemical Romance Боб Брайар.