The Strokes вызвали Лу Рида на разговор

NME 22 May 2004
Mikel Jollet


Джулиан Касабланкас сейчас – это живой комок нервов. «Все это нах нереально!» - бормочет обычно невозмутимый фронтмен The Strokes, не обращаясь ни к кому конкретно. Человек, заставивший Джулиана трепетать, нестареющая легенда рок-н-ролла криво усмехается в ответ.

Лу Рид сидит за столом спиной к стене в мрачной комнате East Village, выпивая, куря длинную сигарету и гипнотизируя The Strokes как гигантский магистр Йода.

«Кстати, я слышал ваш альбом, - говорит Лу, подобно Иисусу обращаясь к пяти молодым апостолам, стоящим перед ним. - «Мы слушали его на студии». Его голос – сплошь сигаретный дым и острый гравий. «Альбом хорош. Особенно гитарные партии. Знаете ли, играть вот так – это довольно трудно. Кажется, что это легко, но на самом деле – трудно. Я еще тогда подумал: круто, что группы снова играют музыку вроде этой».

Джулиан на седьмом небе и выдает широченную улыбку. Он подается вперед и пылко восклицает: «Ничего этого не было бы без тебя. Нас бы здесь не было, если бы не ты!».

«Спасибо, - рычит Лу, – приятно это слышать».

Эта беседа - не простой сопливый обмен фразами между фанами и их кумиром. Получить комплимент из уст Лу – удача столь же редкая, как случай застать статую Свободы улыбающейся. Это факт с тех пор, как когда-то давным-давно неисправимый Мистер Дурное Настроение освободил себя от обязанностей дипломатического этикета. Нет, это честная сделка, настоящее признание собратьев по крови. Потому что если бы The Strokes когда-нибудь задумали раскопать своих пращуров в рок-н-ролле, они бы начали и, скорее всего, закончили на The Velvet Underground.

Основанные и возглавляемые Ридом в середине 60-х, The Velvet Underground выплеснулись в мир из гедонистической «фабрики» Энди Уорхола затем, чтобы запатентовать вечнозеленый архетип черной кожи, ночного Нью-Йорка и прото-панк минимализма. Бесконечное число подражателей, толпы поклонников, - и все равно сегодня практически невозможно представить себе, насколько неконтролируемой, наркотически-опьяняющей, артистически-революционной командой они были. Рид и снежная королева Нико при помощи всего двух аккордов и одного бита создавали целые галактики мерцающей, таящей насилие красоты.

«Иногда две ноты бывают сильнее тысячи» - кивает Ник Валенси. «Я научился этому у тебя». Ник стоит в двух шагах от Лу - худощавый, с дикорастущей, неуправляемой шевелюрой на голове, его тонкие руки взволнованно порхают в воздухе. «Слушая твои песни, я научился сдерживать себя. Я понял, что музыку надо преподносить. В смысле, отчего бы гитарной партии не заставлять людей улыбаться и плакать?»

The Velvets, кажется, породили совершенно новый рок-н-ролл, стремительно и бескомпромиссно атакующий ваши глаза, уши и внутренности. Это неотъемлемая черта любой стоящей группы – от Sex Pistols до Nirvana и да, The Strokes: скандальная, неконтролируемая энергия, ощущение, что ваша жизнь находится в непосредственной опасности. Этот секрет успеха открыл Рид, на пару со своим собратом по VU Джоном Кэйлом работая над мелодиями для одно-хитовых чудес.

«Я где-то читал, что ты занимался сонграйтерсвом для одной рекорд – компании, - продолжает Ник, выдавая за эрудицию ночь накануне интервью, проведенную в интернете, - это правда или миф?»

«Это миф» - говорит Лу. «Я писал мелодии. Мы имитировали супер-хиты. Вот, скажем, нужна тебе серферская мелодия – мы могли написать серферскую мелодию, или если тебе приспичило песню а-ля Детройт, мы могли сделать Детройт».

Джулиан оживляется – кажется, разговор его и удивляет и забавляет одновременно: «Так вы что... имитировали чужие песни?»

«Нет, хуже того, - Лу хмурится. - Это было много хуже, чем ты можешь себе вообразить».

Вновь обретя уверенность в себе, Джулиан продолжает: «Когда ты пишешь песню, тебе не кажется, что ты менее к ней привязан, если ее будет исполнять другой человек?»

«Нет, - говорит Лу, - Мне так даже больше нравится. Несколько песен я написал специально для Нико, для ее великолепного глубокого голоса. Терпеть не могу звучание своего голоса на пленке. Всякий раз, когда слышу свой голос, я слышу фальшь».

«Как я тебя понимаю… Довольный тем, что нашел с кумиром общую тему, Джулиан снова принимает непринужденную позу, качает головой и негромко смеется.

The Velvets первыми заставили рок звучать гипер - урбанистично, беспощадно-индивидуалистично и мега-сексуально. Они были городскими поэтами в кожаных пиджаках, подпольными панками, презиравшими исполненные оптимизма блаженные ухмылки хиппи с Западного побережья. Во многом их злость была заимствована у Энди Уорхола, вампира Нью-Йорской богемы, чьи творения поп-арта и конвейер звезд во многом определили лик 20 века и предсказали век 21.

«Не Энди ли по началу занимался менеджментом The Velvet Underground?», - спрашивает Ник. Лу откидывает голову назад в созерцательном жесте, как бы сглаживая важность своего ответа и невозмутимо произносит: «Фактически он нас усыновил. Мы стояли на сцене, все в черном, скрывая глаза за стеклами черных очков, а он проецировал на нас картинки – слайды и фильмы – а мы в это время играли музыку. Он был гением. Я часто спрашиваю себя, когда я работаю над чем-то или пишу музыку, «А что бы сделал с этим Энди?».

The Strokes улыбаются и обмениваются взглядами. «Но он спродюссировал ваш первый альбом, – продолжает Ник. - Что конкретно он делал?»

«Просто он в нас верил, и не позволил бы технарям вмешиваться в наши дела, - пожимает плечами Лу. – Энди бы сказал: «Не трогайте их. Оставьте их в покое. Оставьте все, как есть». И если бы технари задумали добавить в нашу музыку примочек, он бы им этого не разрешил».

Лу делает паузу и внимательно рассматривает своих служителей. «Если бы вы спросили у меня совета, - продолжает он, почесывая подбородок, - я бы ответил вам одно: никогда не позволяйте кому бы то ни было – продюсеру, лейблу, кому угодно – не позволяйте им вмешиваться в то, что вы делаете. Просто делайте свое дело спокойно».

The Strokes дружно кивают в молчаливом согласии. Это они, The Strokes, известные тем, что уволили продюсера Radiohead Nigel Godrich во время работы над Room On Fire.

«Когда я был младше, у меня были преподаватели игры на гитаре, - признается Ник, - ну, вроде тех парней, которые шлифуют свои партии сотни раз, а потом выходят на сцену и в точности повторяют заученное. Это не означает, что ты умеешь играть».

Лу смеется. «Да, у нас даже правило такое было: каждый, сыгравший блюзовый рифф, штрафуется на пять баксов».

Как и любая достойная гитарная группа Нью-Йорка последних трех десятилетий, от Ramones до Television и Sonic Youth, The Strokes были вынуждены расти в тени Лу Рида. Но в отличие от многих, Касабланкас и компания стали первыми, отважившимися сделать шаг вперед в надежде когда-нибудь затмить бессмертную звезду The Velvet Underground. Если Король Нью-Йорка готов определиться с наследниками, то кто лучше подойдет на эту роль, как ни принцы Манхеттена, наконец-то сделавшие его фирменную эстетику мейнстримом? В конце концов, The Strokes прямо-таки горят желанием учиться у своего наставника.

«Когда ты пишешь, с чего все начинается?» - спрашивает Альберт, вступая с беседу. «В смысле - это аккорд, или слова, или мелодия?»

«Все что угодно, - отвечает Лу, - да хоть название песни. Вот взять к примеру Vicious. Однажды Энди попросил меня написать песню с названием Vicious. Так я и сделал».

«Это ты написал начало к I Found A Reason?, - спрашивает Ник, - это невероятно красивая песня».

Лу самодовольно улыбается. «Да, это я написал обе части. Рок-н-ролл должен звучать как «бах бах бах», а не «ла ла ла».

«От этой песни у меня слезы на глаза наворачиваются, - признается Ник, - особенно от той строчки – о путешествии по одинокой дороге жизни…»

«Знаешь, когда я писал эту часть, - отвечает седеющий пионер панка, - это задумывалось как шутка …»

Есть что-то потустороннее в этой группе, что-то, что каждый пытается уловить сидя здесь и стараясь понять тайну, вдохновлявшую их. Но то, что действительно разделяет The Velvets и The Strokes – скорее не тайны, а история. Несмотря на всю расписанную Уорхолом крутизну, VU продали около нуля альбомов и скоропостижно распались в 1970. Не было ни войны лейблов за их свирепую неземную музыку, ни восторженной шумихи в прессе, ни поддержки энтузиастов альт.рока, начиная со школьных радиостанций и заканчивая интернетом. Настоящий успех настиг Лу Рида годами позже, когда его сольная карьера под патронажем Дэвида Боуи (храни его Бог) вознесла его до уровня богоподобного гения.

Игра иронии: The Strokes – суперуспешный продукт медиа-хайпа, космические супер новы, появление которые предсказывал Уорхол. Спасибо MTV и MTV3 и, раз уж на то пошло, спасибо NME - гигантское увеличительное стекло рок славы нагрело их до точки кипения еще до того, как они были к этому готовы. Медиа технологии ускоряют рост. Нет больше подполья, ни бархатного, ни какого бы то ни было.

Альберт осторожно интересуется у Лу: «А у тебя.. того…есть mp3 плеер?..» И получает застенчивый ответ: «Да. Правда, я предпочитаю качественный звук… но скачивать песни так удобно… каждый ребенок занимается этим сегодня – качает музыку на халяву».

Альберт слегка напрягается. «И что вы думаете обо всем этом думаете?»

Как всякий артист, желающий подзаработать на своем ремесле, Лу отвечает: «Я против этого!». Ну, своей прямолинейностью он заработал статус старого сварливого чемодана. В конце концов, The Velvets годами оставались непризнанными революционерами, в то время как Касабланкас и компания немедленно превратились в законодателей моды, удовлетворяя невероятный спрос на «острый» и «альтернативный» городской рок, который Рид в свое время изобрел. Но вряд ли можно осудить новых Нью-Йоркских поп-принцев только за то, что они немного запоздали появиться на свет и изменить мир. И в конце концов, на рок сцене где все – это то, чем они притворяются, The Strokes всего лишь притворяются наследниками Короля.

Крестный отец Нью-Йоркского рока мог бы разозлиться. Но он не стал. Лу Рид – фанат The Strokes.